Стремясь получить убежище и обустроиться в благополучной Европе, герои романа морочат головы немецким чиновникам, выдавая себя за борцов с режимом. А толмач-переводчик пересказывает их \"байки из русского склепа\", на свой лад комментируя их в письмах московскому другу.

Писатель теперь - понятие все более космополитическое. Вот и Михаил Гиголашвили - писатель с грузинской фамилией, который живет в Германии и пишет по-русски. И делает он это, надо сказать, совсем не плохо. В его книге счастливо соединились занимательность, местный колорит и "местный" язык, которые нарочно не придумаешь и не сочинишь.
Секрет обаяния этой книги во многом обусловлен профессией ее героя: он - синхронный русско-немецкий переводчик, работающий с русскоязычными беженцами, охочими до германского рая после постсоветского ада. Главное, что в этом переводчике-"толмаче" нет спеси эмигранта, зацепившегося за краешек земли обетованной. Напротив, он искренно сочувствует беднягам-"совкам", бесхитростным и беспомощным, как дети. Это сочувствие автора - "своего в доску парня" - простирается до того, что он и сам начинает говорить и думать на их простецком языке, путая здравомыслие с нигилизмом. Правда, поначалу эти нищие духом маргиналы, которых интервьюирует нанявшийся толмачом герой, способны вызвать лишь брезгливую усмешку. Разве могут быть симпатичны три дезертира, не стесняющиеся своей аморальности ("куда кидали, тех и мочили", - откровенничает один из них), и готовые сдаться "германцу": "Эх, кому - Канары, а кому - на нары". Не лучше и полупроститутки Оксана и Инга, тихие психи, вроде деревенщины Потапа и Сусанны - псевдоэрудитки. Другие отвращают или дикой неопрятностью, или почти идиотской наивностью, как, например, гитарист Игорь.
Неужто только снисходительность врача к пациенту, чьи болезни неотличимы от пороков, рождает крепнущую от главы к главе симпатию к этим вынужденным лгунам и бомжам? Нет, по Гиголашвили, таков весь мир. И Германия, чьи законы потакают изгоям и париям со всего мира, здесь не исключение. Ведь даже власть предержащие в лучших демократиях мира, глазами нашего "толмача", те же вырожденцы или сумасшедшие, не лучше прочих. Так и получается, что каждый в этом абсурдном мире немножко беженец, и спастись от этого можно лишь гомерическим юмором, со слезами и сексом пополам: "Валаамов баран на прокрустовой койке под дамокловым мечом - вот кто я теперь. Тяни-толкай, жизнью затраханный…"
Эта выстраданная толмаческим ремеслом мудрость в общем-то веселой книги и отличает ее от других, посвященных теме человеческой неприкаянности в этом мире.