Если честно, эта книга - одна из самых удивительных о путешествии. Все дело в том, как писатель видит окружающий его мир и сможет ли он перенести эти краски на бумагу. Я в принципе не люблю нагроможденных, пенистых описаний природы, всех этих "тихим золотом повернулась река" и "безбрежная синь протянулась далеко". Чувствуется какая-то натуга и загроможденность. Здесь просто какое-то волшебство, как в кино:"По улице шагал одинокий человек в коричневой шляпе, надвинутой на глаза, с мешком на спине. Он уходил в облака белой пыли, прочь из деревни. Несколько детей, устроившись в дверном проеме, мучили ягненка. Из какой-то хижины доносились звуки радио и шипящего жира. Высунулась толстенная рука, швырнула кость собаке - собака подхватила кость и убралась восвояси". А? А вот еще:"Ни звука - лишь свист ветра, кружащего в терновнике и проносящегося сквозь стебли мертвых трав, ни единого признака жизни, кроме разве ястреба да черного таракана, пробивавшегося среди белых камней". Чудо да и только...
Человек поехал в страну своей детской мечты, вдохновленный клочком не то мамонта, не то ленивца, привезенного из Патагонии его дедом. Действительность поразила и захватила его. Шел пешком, ночевал где пустят, бывало что и в сарае, а то и под кустом. Но оно того стоило! Совершенно поразительно описан быт беглого громилы банков Бутча Кэссиди с подельниками. Награбили денег, сбежали в Аргентину, где несколько лет жили как обычные люди, которые мирно обрабатывают землю. Ходили на сельские праздники, имели вполне добропорядочный вид. А как деньги кончились - что делать?! Пришлось опять взяться за старое. Вообще в то время страна была полна авантюристами и аферистами всех мастей, жаждавшими устроиться и заработать деньжат.
Исключительно здорово и самобытно.

С огромным удовольствием читаю и перечитываю "В Патагонии". Интересно. Легко. Оригинально. С юмором и познавательно.
Образец "тревелога".
Теперь хочу в Патагонию.

Уже с первой своей книгой «В Патагонии» (1977) Брюс Чатвин (1940-1989) стал знаменит. Он был писателем, перевернувшим представление о жанре трэвелога, человеком, объездившим мир, встречавшим множество людей разных национальностей и судеб и свившим их рассказы с мировой историей, литературными сюжетами и яркими зрительными впечатлениями. Его прозу называли «четкой лапидарной, укладывающей миры в страницы» (Дж. Апдайк), ему хотели подражать, и мечтали бы, по признанию многих, написать те книги, автором которых стал он. И это при том, что репутация его была далеко не безупречна. Его обвиняли в искажении фактов, в вымысле, в неправильно переданных сведениях. Но, однако, все, о чем писал Чатвин, так или иначе будоражило воображение читательского мира и под его пером переживало словно бы второе рождение. Он умудрялся пробуждать интерес как к народам и странам, так и к небольшим предметам, таким как черные тетрадки фирмы Молескин, некогда чуть ли ни снятые с производства, а теперь переживающие триумфальное возвращение: ведь всякий уважающий себя писатель, путешественник, журналист хочет писать в тех же блокнотах, что писал Брюс Чатвин (о чем нас и уведомляют в небольших квиточках, вставленных в кармашек тетрадки).
Чатвин владел секретом воображения. С детства недолюбливая Жюля Верна и предпочитая ему настоящие рассказы о странствиях моряков и путешественников, он придерживался идеи, что нет ничего «фантастичнее самой реальности». И он умел доказывать это, обнажая эту фантастическую, сновиденческую сторону действительного мира. А все началось с того момента, когда Чатвин поступил на небольшую должность при аукционе Сотби в 1959 году. Имея незаурядный талант к оценке зрительной информации, он очень быстро делал карьеру, вскоре став самым молодым за всю историю аукциона начальником отдела (по импрессионизму), как внезапно практически ослеп. Врач заверил, что с ним не произошло ничего серьезного, но что ему надо перестать со слишком близкого расстояния рассматривать живопись, и «обратиться к горизонтам». Чатвин принял этот практический совет за метафору всей своей жизни... Отныне горизонт, эта идеальная точка, к которой невозможно приблизиться, станет его подлинной родиной, а его основной и великой болезнью – та, о которой говорит много раз цитируемый им Шарль Бодлер: «страх перед собственным домом». Чатвин уезжает в Судан, возвратившись, теряет былой интерес к искусству, увольняется из Сотби (1966) и поступает в Эдинбургский университет на отделение антропологии, но так и не пишет свою дипломную работу. В 1972 он становится корреспондентом «Санди Таймс», пишет статьи, берет интервью у знаменитостей (включая Андре Мальро и Надежду Мандельштам, с которой встречается в Советском Союзе). В 1977 году выходит его книга «В Патагонии» (In Patagonia), принесшая ему громкую славу. Десятилетием позже (после романов Viceroy of Ouidah (1980) и On the Black Hill (1982), снискавших ему славу прекрасного стилиста, появляются «Тропы песен» (The Songlines, 1987). Последнее при жизни опубликованное произведение – роман о страсти коллекционирования «Утц». Остальные собрания выходят посмертно. What am I doing here? Photographs and Notebooks (1993), Anatomy of Restlessness (1997) и Winding Paths (1998). Чатвин умер в 1989 году на юге Франции от СПИДА. Перед смертью он выражал желание принять православие, совершив путешествие в Грецию. Погребальная служба прошла в греческой православной церкви в Лондоне, в тот же день, когда была объявлена фатва его близкому другу Салману Рушди. Именно на похоронах Чатвина тот в последний раз открыто появился на публике.