"Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь" - изящная и глубокая импровизация самого провокационного британского автора последнего деcятилетия Дженет Уинтерсон, поэма в прозе об искусстве, эротике и личности. В этой Фантазии, разворачивающейся по законам живописи и музыки, Гендель, Пикассо и Сапфо отправляются в мертвом поезде на поиски истины, света и любви - но что отыщут они, спасаясь от ужаса серости и обыденности?
Дженет Уинтерсон (р. 1959) - автор хорошо известных российскому читателю Романов "Тайнопись плоти" и "Страсть", переведенных на 17 языков, лауреат нескольких европейских и Американских литературных премий. "Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь" публикуется на русском языке впервые.

"Кто боится Дженет Уинтерсон?" - так называлась бы пьеса Олби, родись автор "Тайнописи плоти", "Страсти" и "Пьесы для трех голосов и сводни" ("Искусства и лжи") лет на семьдесят раньше. Это об Уинтерсон писали бы, что в ее произведениях нет сюжета (в классическом его понимании), нет временной и географической определенности, а персонажи мелькают, словно тени…
Впрочем, со времен Вирджинии Вулф к такому тексту так и не привыкли. Конечно, таких текстов было немало. Был, например, Томас Бернхард, но его отказ от историй определялся законами мысли. Уинтерсон же - сенсуалистка, как, например, Кларисса Дэллоуэй ("единственный дар ее - чувствовать"), или как Сапфо из "Пьесы для трех голосов" (в отличие от двух других голосов, хирурга Генделя и художницы Пикассо, Сапфо - это подлинное "я" древнегреческого поэта, два с лишним десятка веков спустя). Для ошеломляющей обнаженности чувств Уинтерсон нашла абсолютно точный язык - предельно-интимный (все время кажется, что ты подслушиваешь-подсматриваешь то, что не предполагает публичности, что предназначено для самого потаенного дневника, - тайнопись плоти); еще не окаменевший, трепетный, тревожный ("она еще не родилась, она и музыка, и слово", "ничего нет, кроме "здесь""), но одновременно - стальной, ранящий, точно клинок, афористичный, уверенный, отрывистый (в детстве Уинтерсон писала проповеди). Игра слов каждый раз создает такой знакомый, но почему-то пугающий своей странностью образ. Поэмы в прозе сливаются, как реки, в море книги. Книга Уинтерсон написана "из самых глубин чувств" и вместе с тем - завораживающе-красиво. Короткие предложения, тире, многоточия, повторы - даже синтаксис экстатичен… Как и Вирджинии Вулф (например, в "Струнном квартете"), Уинтерсон удается передать словами музыку. Эта мелодия только кажется очень медленной… На самом деле она - из сплошных крещендо.
И это - только ее мелодия. Хотя, возможно, без "Миссис Дэллоуэй" и, например, "Ненаписанного романа" не было бы и этого текста Уинтерсон. Сходство - даже в деталях-скрепах. Встреча в поезде, розы, напоенность пространства светом, обращенность к детству, блуждания от реальности к памяти, Питер и Гендель, уснувшие на скамейках… Только Дженет - трезвее Вирджинии. И это - лишь одно из различий. Кларисса Дэллоуэй философских факультетов не заканчивала. Не рассуждала об искусстве и лжи, не стремилась расчленить язык и желание. У нее было - преломленное во множестве зеркал - но все же отражение. Уинтерсон же - зазеркалье. Перефразируя Вулф: "только тебя бы я заключила в объятия, искусство!" "Возвращение" Сапфо и равноправность книжной любви "сводни" с остальными историями отклонений - лишь малые свидетельства того, что "мир образов, отражений - будет преобладать"…
Условность освобождает слова. Даже такое, как "красота". Необходимо перестать ее бояться.