В основу книги австрийской писательницы Аготы Кристоф лег дневник, написанный братьями-близнецами Клаусом и Лукасом, но на протяжении романа братья сливаются в один персонаж, а повествование, и без того насыщенное жестокостью, страхом, дополняется еще и виной перед братом, реальным или, может быть, вымышленным.

Со времени 1997 года, когда она впервые была опубликована по-русски, "Толстая тетрадь" А. Кристоф стала текстом каноническим, ее рекомендуют, на нее ссылаются, упоминают в качестве образца. М. Фрай назвал ее "самой жестокой книгой нашего века". Известный популяризатор психологии Н. Козлов рекомендует ее как основное читательское упражнение, тренирующее умение учиться и безоценочное отношение к жизни. На Западе трилогия Кристоф вызвала бурную волну подражаний. После всех постомодернистских игр, палимпсестов и интертекстов, мы пришли в такой оголенности, которая, памятуя то, что писал Р. Барт о Камю, может быть названа минус-градусом письма (никаких эпитетов, только простые предложения, словно взятые из "Букваря"). И это инфантильное, детское письмо рождается из абсурдности мира. Когда уже граница крика пройдена, то остается выйти в открытый космос полного отстранения от мира и собственного отношения к нему. В сочетании с предельной жестокостью происходящего кататоничность текста (та самая безоценочность: "Запрещается писать: "Бабушка похожа на ведьму"; но можно писать: "Люди называют ее ведьмой") может привести к измененному состоянию сознания (читательского, конечно). И вещи словно кажутся крупнее, впечатываются в память, хотя нам вовсе не хочется запоминать этот ужас. И "Толстая тетрадь" - чуть ли не единственный пример такого текста-наркотика в литературе.
Война, смерть, сексуальные извращения - боль мира, которая наслаивается на собственную боль мальчиков-близнецов, которые записывают события в тайный дневник. Впрочем, они долго учатся невосприимчивости к боли, например, истязая друг друга. Постепенно у них вырабатывается какое-то первобытное отношение к смерти, когда можно, например, повесить скелеты матери и грудной сестры на чердаке. Некоторые главы так и называются - по тем упражнениям, которые выполняют близнецы, чтобы привыкнуть к жизни: "упражнение на закалку тела", "упражнение на закалку духа", "упражнение просить милостыню", "упражнение на голод", "упражнение на жестокость". И создание этого текста для Кристоф, видимо, было подобным упражнением. В эпоху жестокости возникает иной смысл милосердия - милосердие валькирий. Необходимо научиться убивать, чтобы помочь умереть тому, кто просит об этом… Постоянная путаница единственного и множественного числа, креативное "мы" - такое же, как у Саши Соколова, например, - одно сознание на два тела, а затем приход к единственности рассказчика и отрицанию (сомнению в…) реальности записанного ранее… Мы лишаемся определенности и наше "этого не может быть" вдруг получает право на существование. На вопрос: придуман ли тот или иной конкретный эпизод или все так и происходило на самом деле, книга так и не дает ответа. Но, как сказала одна из читательниц А. Кристоф, после "Толстой тетради" ты поверишь во что угодно.
"Она говорит:
- Да. Бывает, что жизнь грустнее самых грустных книг.
Я говорю:
- Вот именно. Какой бы грустной ни была книга, она не может быть такой же грустной, как жизнь".

Кристоф А.
Агота Кристоф родилась в Венгрии в 1935 году. В 1956 году покинула родину и с тех пор живет в Швейцарии. Писала пьесы для радио на французском, который стал ее вторым родным языком. В 1986-м написала первый, прославивший ее роман "Толстая тетрадь". Получила премию "Лента франкофонии". Через два года появился роман-продолжение "Доказательство". Еще через три года - третий роман под названием "Третья ложь", получивший престижную премию "Ливр энтер" в 1992-м. Три романа о близнецах Клаусе и Лукасе составили трилогию. Переведена на 20 языков, в том числе, на русский.