Как поэт, поляк Юлиан Тувим сформировался в самые поэтические «серебряные» годы первой трети ХХ века. Но, будь на дворе и иные времена, врожденного порывистого темперамента, страсти и выдумки поэту вполне хватило бы для его неподражаемых стихов. Об этом можно судить уже по названиям его книг (они же – названия разделов этой книги): «Подстерегаю Бога», «Пляшущий Сократ», «Седьмая осень», «Цыганская библия», «Слова в крови», «Пылающая суть», «Ярмарка рифм». Так что, читая этот объемистый том (более 900 страниц), скуки и усталости не испытываешь.
У Юлиана Тувима сюжетов и случаев, событийных и интеллектуальных, бытовых и лирических, всегда хватает. И в большом и в малом, в повествовании о парикмахерах и в патриотической поэме «Цветы Польши», он умеет показать интересное, увлечь, освежить внезапной мыслью, строкой. Порой ошеломить и эпатировать, особенно в ранней поэзии, не чуждой футуризма: «Эй вы, дурни, глупцы, дурьи рожи, / Будем петь, веселиться… / В каждом из вас мудрость светит!». Или в духе Ф. Вийона, как в стихотворении «На ножах»: «К черту жалость! В дикой страсти / Досыта натешить плоть! / Заколоть! / Бей ты теперь…». Еще одно, «Песня субботнего вечера», где поэт желает «двинуть в кабак прокопченный» и «нализаться вдрабадан», подтверждает биографическую справку о том, что Тувим испытывал немалый интерес к «низовым и периферийным явлениям культуры» (из «Календаря жизни и творчества»).
Есть в биографии Юлиана Тувима и годы учебы на юридическом и философском (он же – филологический) факультетах и многолетнего сотрудничества в самых разных газетах и журналах.
Поэзия Тувима – это «танцующая мудрость» Сократа, разнообразная по тематике, ритмике, лексике. Стихи детские и любовные, вечерние и осенние, пейзажные и портретные, вроде «Ночь», «Крик», «Жена», «Флейтист», «Горбун», можно прочитать и «прозаически» и философско-лирически. Удивят читателя и образчики поистине хлебниковского словотворчества: «В белодреве солнце ясноденно, / Белопальные златых медов живисьни…» («Словисень»).
Эту игру со словами и рифмами, эксцентрику жизни и поэзии Юлиан Тувим выразил в таком, казалось бы, несерьезном понятии, как «фокус-покус». Но в оригинале, то есть латинском «hocus-pocus» оно означает «суть» и созвучно католической литургической формуле «Hoc est corpus» («Сие есть тело»). Если говорить о сути поэзии Тувима, то «фокусы» у него сочетаются с глубиной, юмор – с неприятием мещанства, пошлости, политиканства. В своих «государственных» стихах, он достигает сарказма и неистовости Гейне. Не зря стихотворение «Генералам» снискало ему славу пацифиста, вызвав ярость «правых». Иначе и быть не могло: «Признайтесь, наконец, вы – не львы, / Пустые люди, в звездах, словно елки… / Генералы здесь мы, / рассеянные пешеходы…».
Не осторожничает Тувим и в прозе. Его рассказы, статьи, эссе исполнены откровенности и смелости, присущей, в частности, газетной публицистике. Патетичность стиля порой напоминает манифесты... Так, если Тувим хвалит Уолта Уитмена, то самыми высокими словами: «ослепительный фонтан творчества», «гений, провозвестник чего-то неслыханного». А если негодует и страдает, то самыми пронзительными словами: «Мы – вопль боли… Плач, Стенание, Хор… Посмертная резервация… Мы, польские евреи… легенда со слезами и кровью» («Мы, польские евреи»). Это чувство слова и его обоюдоострой силы обнаруживают себя и в искусстве афоризма: «Мозг – аппарат, при помощи которого мы думаем, что мы думаем»; «Эрудиция – пыль старых книг, осевшая в пустой банке», «Богатство – сбережения многих в руках одного» и т.д.
В жизни Тувима, как и в его поэзии, было много необычных вещей. Он был завзятым театралом, писал о театре и для театра и сам не прочь был поактерствовать. Особенно увлекала его оперетта (в конце жизни, в 1948-1951 годах, Тувим даже был директором театра). Нетипичны для поляка и «русские» увлечения Тувима: любовь к Гоголю, перевод «Слова о полку Игореве», дружба с Ильей Эренбургом. Тувим даже был членом общества польско-советской дружбы. Кроме того, среди странностей личности можно назвать и агорафобию («эротического характера»).
Пытаясь объяснить суть жизни и творчества Тувима, можно впасть в парадоксальность, как Илья Эренбург: «Сила его поэзии необъяснима». Но при этом поэт «где-то находил слова, которые утоляют жажду, поднимают сердце». Такой, необъяснимо-загадочной и целебной, и должна быть поэзия.