"СССР" - честная книга о жизни советского подростка середины восьмидесятых. Здесь все говорят о "ценностях социализма", школьники на переменах дерутся и говорят про "дрочку", на полках комиссионок стоят недосягаемые Магнитофоны "Toshiba", Алкоголик-отец заводит любовницу, а активист-комсомолец, погуляв с сестрой, тут же ее бросает.
Это не "чернуха", это - СССР глазами ВЛАДИМИРА КОЗЛОВА, автора "Гопников" и "Школы".

Владимир Козлов верен своей манере. Короткие фразы. Фиксация происходящего. Ничего лишнего. Скупое обозначение обстановки, действий, обстоятельств. Был, стоял, сказал. Картинка, тем не менее, встаёт как живая. Никаких метафор, отступлений, рассуждений. Первые страницы это ещё кажется примитивизмом, пусть намеренным, потом понимаешь, что иначе нельзя.

Книги о детстве пишут взрослые. Чаще всего — для детей, снисходя к ним. Выходит неправда. Реже — для взрослых, но и тогда правды мало, потому что происходит приукрашивание: и героя, и себя, своих писательских возможностей. Писатель не может не покрасоваться.

Только Козлову удаётся обойтись без самолюбования и демонстрации техники. Его «СССР» — редчайший пример книги, написанной так, как видит мир ребёнок, а точнее — пацан. Без всякого флёра, чётко и трезво. Взрослый автор явлен только в умении отсекать лишнее. Перед нами дневник, в котором нет болтовни. Нет суждений.

Рассказчик никогда не останавливается на своём отношении к происходящему — ни одной посторонней мысли, ни единого внутреннего монолога — однако мы очень ясно видим его изнутри. И он заметно меняется. Перед нами проходят два года жизни: седьмой и восьмой класс, и за это время герой сильно взрослеет. Расстаётся с детством, вступает в юность — если говорить высоким стилем. Научается пить, курить, драться и заниматься онанизмом — если сказать попросту.

Наверно, это универсальный роман. Честно сказать, рецензент совсем не представляет, как всё это происходит у нынешних пацанов. У нас с автором-то приличный разрыв — когда он на пионерской линейке стоял, мы уже научный коммунизм сдавали, но провожали Черненко и встречали Чернобыль вместе, и всё, что героем пережито (а герой автору ровесник), было или могло быть с тобой. Вот лимоновский «Подросток Савенко» не про нас, другая эпоха. Да и теперь, наверно, многое по-другому: поярче, пострашнее, богаче возможностями и последствиями. Но главное вряд ли меняется, и как мы читаем Лимонова, так и завтрашним молодым людям будет интересен Владимир Козлов. Потому что все (кроме специальных детских писателей) знают: детство — не очень весёлое время — всегда трудное и часто жестокое. Но дело не только в универсальности, надо сказать об уникальности книги.

При всей его событийной и изобразительной скупости, «СССР. Дневник пацана с окраины» — документ, каких поискать. Сохранить детали эпохи старались многие. Эссеисты любовно собирали из забытых мелочей коллекции, бытописательницы и беллетристы составляли реестры житейских коллизий, поэты облекали в слова запахи и блики. Владимир Козлов поступил иначе. Он создал код, пробуждающий память. Роман послан не всем, но если вы в числе адресатов, поймёте сразу. Это как вино из одуванчиков Брэдбери — напиток, возвращающий прошлое. Не сказать, что он вкусный, но такое уж мы прожили время.

«СССР. Дневник пацана с окраины» — новая книга Владимира Козлова, автора «Гопников», «Школы», «Попса», «Плацкарта», ставших заметными событиями несколько лет назад.

Место действия — белорусский Могилев, родной город автора. (Насколько это место соответствует понятию «окраина»?) Время действия — опознается по хорошо знакомым событиям: умер генсек Черненко, 50-летие Великой Победы, авария на Чернобыльской АЭС, «сухой закон». Герои — компания 12-14-летних школьников и их ближайшие родственники. Читателю предложено описание нескольких лет их жизни, в самом обыденном ее тогдашнем виде.

Да, автор выбрал для своих героев самый дурацкий возраст, когда и не туда — детство уже кончилось, и не сюда — взрослыми еще не стали. И это точное попадание; показывая жизнь именно этих пацанов с ее ценностями и перипетиями, ему удается глубоко проникнуть в эпоху. (Кстати, сегодня этим героям — около сорока; вот они, потенциальные читатели книги?)

«Дневник» выстроен через отрывочные сцены, между которыми — пробелы. Авторских рассуждений здесь нет вовсе; все, что Козлов хотел сказать о том времени, он вложил в уста своих героев — впрочем, «да и этого немного, да почти что ничего». А еще книга начинается и заканчивается одинаково — обманом читательских ожиданий. Первая сцена — поездка семьи главного героя, Игоря Разова, на море; кажется, что будет дано подробное, развернутое ее описание как чего-то нового, интересного в его жизни… Ничего подобного — уже на 19-й странице Игорь проявляет сделанные в отпуске фотографии, и на этом все. А финальная сцена — первый его поцелуй. Можно было бы сказать, что она завершает генеральную траекторию, которая выстроена в «Дневнике» — траекторию взросления подростка в любви (и это ведь действительно самое главное, что происходит с человеком в этом возрасте!); но происходит этот самый поцелуй ровно за строку до конца книги. А дальше что? А ничего; и финал будто повисает в пустоте, в проводах идущего мимо троллейбуса.

Владимир Козлов предложил очень аутентичный описываемому времени текст: он насыщен деталями того времени — названия магазинов, сортов конфет и газировки, — и строится преимущественно через диалоги, которые также полны словечек того времени.

И вот тут встают самые интересные вопросы. Как классифицировать то, о чем пишет Козлов? Его проза — это и не ностальгия, нет у него ее нот; это и не противопоставление красивого, осмысленного, идеального прошлого убогому настоящему; это даже и не попытка увидеть в этом прошлом корни сегодняшних реалий — повествовательная конструкция под такую задачу не выстроена. А как классифицировать его стиль? Козлов — явно не певец трэша наподобие Ирвина Уэлша; его манеру не назовешь и противостоянием торжеству гламура и попсы. Похоже, что Владимир Козлов стремится просто максимально полно и глубоко отрефлексировать интересное ему время, увидеть его величину на расстоянии, которое обеспечили прошедшие годы. И он хочет сделать это безо всяких параллелей, намеков и вторых смыслов, дистанцировавшись ото всего, что может эти ненужные аллюзии привнести.

В итоге, естественно, получается очень герметичная проза. Эпоха и сам ее дух реконструированы блистательно, спору нет, любой читатель не моложе 25-ти согласится с описанным; но «Дневник пацана с окраины» — это все же как сувенирная банка с «воздухом из Сочи», например: имеет ценность и смысл только в закрытом виде.

Это — и не хорошо, и не плохо; просто один из возможных способов обращения литературы с прошлым. И Владимир Козлов доказал, что он сегодня — один из тех, кто искусно им владеет.