Ёко Тавада - звезда первой величины в современной японской литературе. Она родилась в Токио в 1960 году, получила образование в Университете Ва-сэда, а с 1982 года постоянно проживает в Германии. В настоящий момент Тавада живет в Берлине и пишет книги на японском и немецком, выступает как поэт, прозаик, Драматург, часто сотрудничает с художниками и музыкантами. По ее либретто написал оперу современный австрийский композитор Петер Аблингер. Тавада - обладательница целого ряда престижнейших премий и наград: премии Акутагавы за лучший рассказ (1993), Адельберта фон Шамиссо за вклад иностранных авторов в немецкую культуру (1996), Дзюнъитиро Танидзаки (2003), Медали Гёте (2005).
Настоящее издание является первой отдельной книжной публикацией писательницы в России. Главная героиня истории Ёко Тавада "Подозрительные пассажиры твоих ночных поездов" - молодая японская танцовщица, гастролирующая по Европе на поезде. Каждая глава этой изящной книги - новый город на пути героини, приключение, сон, мечта. С этого поезда невозможно сойти. Жизнь - долгое Путешествие в вагоне на нижней полке... Путешествие в город, которого нет...

«Ты ставишь левую ногу на медную планку и тщетно пытаешься оттолкнуть правым плечом выдвижную дверь купе...». «Вагон уютно подрагивает, и ты проваливаешься в сон»… Представьте себе, это цитаты из разных книг. Первая – из «Изменения» Мишеля Бютора, одной из главных книг французской школы «нового романа». Вторая – собственно из «Подозрительных пассажиров твоих ночных поездов» Ёко Тавада. Знаменитая японская писательница (а критики называют ее (а не Харуки Мураками, например) самым известным современным японским литератором) могла и не читать Бютора. Но, в любом случае, «Подозрительные пассажиры» – никоим образом не плагиат. Даже то, что обе книги написаны во втором лице, и то, что обе они посвящены путешествиям поездом – еще не повод для обвинения во вторичности. К тому же, «ты» у Бютора и «ты» у Тавада означает разное. Бютор проецирует текст на читателя, превращая своего Леона в любого и каждого, Тавада, напротив, лишает свою героиню «я», в том числе и ввиду его явной автобиографичности – это еще и внутренний диалог с самой собой. Японская танцовщица путешествует в ночных поездах. Каждая глава называется в честь города, в который она отправляется: «В Париж!», «В Пекин!», «В Иркутск!», «В город, которого нет!». Единственный сюжет – всего лишь опыт встреч и путешествий, потому как события новелл – небольшие и «странные» (как написала бы сама Тавада) поездные сценки – скорее, орнаментальный элемент, нежели сюжетный. Тавада не нужно придумывать сюжет – она будто бы всего лишь записывает происходящее, перерабатывая этот опыт в художественную реальность.
Как и бюторовский Леон, героиня Тавада придумывает своих попутчиков: детали их биографий, обстоятельства их пребывания в поезде… Впрочем, это тоже общая черта многих «ночных» текстов (из недавних примеров можно вспомнить «Рифмы жизни и смерти» Амоса Оза). Ночь – особое время, оно причудливо меняет людей и предметы. В каждой новелле сон и явь перемешиваются, и настоящие пробуждения не отличить от воображаемых. После пробуждения порой недавний кентавр оказывается просто сонным попутчиком, а иногда и просто пальто на вешалке. И как тут не вспомнить еще один родственный «Подозрительным пассажирам» текст, к тому же также написанный японкой – «Ночь и ночные путешественники» Бананы Есимото. Но если текст Бананы сразу можно идентифицировать как японский, то гражданка мира и жительница Гамбурга Ёко Тавада смешивает в одной книге собранные со всего света истории и языки. Русскому читателю тоже будет чему удивиться и порадоваться: Ёко сыплет русскими поговорками, родное, исконно наше читается здесь буквально в каждой новелле и между строк. Недаром героиня «Подозрительных пассажиров» изучает русский язык (сама Тавада знает пять иностранных языков). А другие написанные на японском новеллы Тавада, говорят, многим обязаны немецким народным сказкам…
«Ты» – самое уместное лицо для такого текста. Ведь любое «я» делает таковым контекст, другие, близкие. В купе ночного поезда человек лишен привычного окружения, размыт, истончен почти до нулевого состояния и каждый раз определяется заново случайными обстоятельствами. Потому он так часто впадает в сон – для многих это единственная защита. А после пробуждения – вот оно, новое «я»… «Только змеи сбрасывают кожу, мы ж меняем души, не тела»… А само путешествие, сам ноктюрн Тавада – идеальный способ поймать за рукав небытие. Любая подробность превращается в таком тексте в пугающий символ. Так, в бомбейском поезде неизвестный с верхней полки просит у героини в подарок маникюрные щипчики – «здесь, мол, таких не делают», и эпизод с этими щипчиками разрастается до размеров какой-нибудь инопланетной медузы. Еще и потому, что несколько глав назад в купе героине встретилась женщина, во всем обычная и приличная – кроме несусветно длинных ногтей, выдающих ее инаковость.
Пока наше тело перемещается от одного вокзала до другого, мимо мелькающих за окном пейзажей, сознание пребывает наблюдающим, и до читателя доносится только чистое впечатление, не осложненное изменениями. Читатель извлекает их уже из собственного опыта – при этом каждый домысливает текст по-своему.