Джеймс Пэдью счастливо и спокойно живет в Амстердаме. Однажды он ломает ногу и из-за гипса какое-то время вынужден сидеть дома. Эти дни в конечном счете меняют всю его жизнь. Джеймс становится, одержим собственным прошлым - точнее, тремя годами из прошлого, о которых он не помнит ровным счетом ничего.
Вернувшись в город, где провел эти три года, Джеймс поселяется в своем старом доме и случайно находит в тайнике рукопись девятнадцатого века. Трагическая история, рассказанная в ней, странным образом перекликается с относительно недавними событиями. обманчивые проблески утерянных воспоминаний, реальность и вымысел, судьба и случайность сплетаются в тугой клубок противоречий, распутать который кажется невозможным...
"Амнезия" - захватывающий Роман от одного из самых многообещающих молодых авторов Британии.

«Амнезия» Сэма Тейлора – удивительный текст, где постмодернистская игра чудесным образом сочетается с подлинностью интонации, проживанием мира в акмеистическом смысле: «Любите существование вещи больше самой вещи, а свое бытие больше самих себя» (О. Мандельшатам).
Герой романа Джеймс Пэдью по-акмеистически укореняется в мире подробностей, вещей и деталей – мир Пэдью плотен, вещен, эмоционален, экзистенциально беспощаден. Интертекстуальные пространства романа многолики: Борхес, Кафка, Феллини, Камю, Набоков, Ортега и пр., и др… Несть им числа… Поэтому роман и заканчивается обильным «я список кораблей прочел до середины».
Текст структурно и сущностно цитатен («палимпсест» – слово, милое Тейлору). Память, абсурд, лабиринт и другие архетипические маяки сопровождают сюжетную жизнь Джеймса Пэдью. «Костыли памяти», «эйфория памяти», «лабиринты памяти»… – лишь малая толика определений художественного бренда романа. «Метампсихоза» – морок воспоминаний томит и ведет Пэдью в дебри подсознания, метатайны, которая необходима как воздух. «Мир представляется Вам хаосом, потому что Вы не любите его, Вам никогда не найти ответа, потому что Вы не помните вопроса», – замечает астролог Джеймсу. Попытка упорядочения мира – это своего рода выбор, стоящий перед Пэдью, выбор между традиционалистским (таким, как бытие Мартина Твейта в Манускрипте) и постмодернистским бытием с его гедонистически игровой вседозволенностью, «бесцельностью, сползанием в никуда».
Сюжетным импульсом движения Пэдью становится перелом ноги, перелом сознания, слом повседневной сетки жизни, где секс, женщины, еда, развлечения темпоритмично сезонны (см. «Весна, лето, осень, зима» Ким Ки Дука). Пэдью пускается в путешествие, возвращаясь в город прошлого, восстанавливая осмысленные связи с миром, реанимируя себя опытами памяти, войдя в лабиринты памяти и загадок, ниспосланных новым домом, новой тайной. Джеймс Пэдью одержим манией расследовать дело о самоубийстве студента Йена Дейтона… Слежка за домом и работа в доме, где обитал Дейтон, приводят Джеймса к находке Манускрипта с историей о юном детективе Мартине Твейте, попавшимся на удочку страсти к объекту слежки – Анжелине Вьерж, падшего ангела, девственницы-шлюхи.
Амбивалентность, свойство предсказуемой неожиданности – определяет инициальные диады романа: имена подозреваемых зеркально анаграмматически перекликаются друг с другом. Мартин Твейт – Малькольм Трюви (МТ), Ивэн Доуз – Иен Дейтон (ИД), Анжелина Вьерж – Анна Вэлери (АВ) и т. д..
История 1893 года и история 1993 года наложились друг на друга в безотчетном подмигивании. «Ни один образ не бывает окончательным – все перемигиваются, создавая чистую мнимость» (Ортега).
Дубликация имен, времен, ситуаций становится не только структурным ядром романа, но и смысловым якорем сюжета, филигранно курсирующим между беллетристическим и философским дискурсами (к месту пришелся и Томас Риал, последователь Декарта, солипсист, укладывающий типологию жизни в форме диалога борхесианства и ларкинизма как крайностей пустот рационализма и хаоса иррационального…).
Двойничество, тройничество героя Джеймса Пэдью объясняется просто: «лучше знать, что ты убийца, чем знать, что тебя нет». Жажда аутентичности доводит героя до последних столпов. «Детективные истории нужно читать с конца», – замечает Джеймс. Но финал пути, как и положено в лабиринте, возвращает нас к началу. Имя, реальность, самость обретены, но как, какой ценой и какой путем – оставим это удовольствие на откуп читателям. Финал – искупление за амнезию, за «вспомнить все». Искупление, дающее возможность и право жить настоящим, таким, где «Сердце мое // Снова стучит // В доме двадцать один // По Лав-стрит».