Мы тешим себя мечтой о счастье, но впереди находим только небытие. Небытие и есть наша жизнь. Когда мы чувствуем в себе не «единое и внутримировое пространство», не птиц, не корни деревьев, а небытие, хватающее за горло, – это момент озарения, импульс смерти. С возрастом такие озарения случаются все чаще. Мы бежим от небытия в повседневность, мы прячемся за привычки, называемые любовью или работой, но все наши уловки тщетны. На фоне этого вопросы нужности-ненужности, счастья-несчастья становятся неважными.
Петер Штамм – один из тех, кто старается заклясть небытие. Но даже когда движение его героя, его романа – единственно вектор к счастью и любви, страх небытия крадется где-то рядом. Если открывать наугад любую его книгу, то наш взгляд будет постоянно натыкаться на сцены любви и сцены похорон, на рифмы любви и смерти… «Не сегодня – завтра» – то еще название-оксюморон: можно понять его как что-то грозящее, что вот-вот наступит, а можно и наоборот: начнем завтра, сегодня можно еще подождать, пробежать по инерции. Оба этих смысла имеют прямое отношение к тексту. Хотя по-немецки роман назывался иначе: «В день, как этот». В такой же день, как этот, ты умрешь. И дело не только в том, что Андреас, герой романа, получил от судьбы свою «черную метку» – в конце концов, страшный диагноз может и не подтвердиться, судьба отсрочит исполнение приговора… Но не будь метки и череды странных совпадений, Андреас, возможно, и не очнулся бы, не ощутил, что констатация каждого его дня – лишь отсутствие, пустота и повторяемость. Ни разу не жил под одной крышей с женщиной, восемнадцать лет не был в родной деревне, так и не решился написать единственной возлюбленной – сплошные «не» по отношению к значимым поступкам. Ежедневно сортировал мусор перед тем, как выбросить его в разные контейнеры, разбирал немецкие глаголы со своими учениками в парижской школе, поочередно принимал любовниц – одинаковые и ничего не значащие «да», вершащие внешний ритуал. Неукорененый… Лишивший себя родины и любви. Носитель чужого языка в городе, где прошла почти половина его жизни, но в котором он так и остался туристом. Без цели, без радости, без привязанностей… Какой уж тут страх небытия, когда бытие – его постоянная репетиция? Жизнь как кладбище чувств. Настолько монотонная, что смерть не тревожила ее, не вписывалась в нее. Столкнувшись со страхом смерти, растревоженный памятью о мечтах юности, Андреас решается круто изменить все – как он это себе представляет. Продав квартиру и скарб, отправляется в родную швейцарскую деревушку, дабы поговорить, наконец, со своей первой любовью. С собой он берет влюбленную в него девушку, годящуюся в дочери… Первая любовь оказывается утопией, иллюзией. И Андреасу остается только принять чужую любовь как точку невозвращения и надеяться, что ему еще блеснет «зеленый луч».
В современной швейцарской литературе – две полярных парадигмы. Сюрная, куда относятся такие разные тексты, как романы Крахта, «Зимняя война в Тибете» Дюрренматта или новеллы Роберта Вальзера… И нарочито приземленная, без каких-либо внешних эксцессов, литература заурядной жизни, смыслом которой вдруг становится поиск счастья (отыскиваемого в ординарном)… Литература, репрезентирующая течение тривиальных событий, сфокусированная на невыдающихся темах. Типично швейцарское искусство незаметности… Литература малокровных героев. Вот и темы кризиса среднего возраста и «жизни человека в его собственных руках» повседневны на редкость. И как из «такого сора» вырастить большой, завораживающий роман? У Штамма получается. Получается еще раз убедительно доказать нам, что мы определяем себя через литературу, по-новому означивая свою жизнь.