Гретковска - одна из самых одаренных, читаемых и популярных польских писательниц. И, несомненно, слава ее носит оттенок скандальности. Ее творчество - "пощечина общественному вкусу", умышленная провокация читателя. Повествование представляет собой причудливую смесь бытописательства, мистики, философии, иронии, переходящей в цинизм, эротики, граничащей с порнографией... В нем стираются грани реального и ирреального. Прозу Гретковски можно воспринимать и как занимательные байки с "пустотой в скобках", и как философский трактат. Главное, она создает то, что называют настоящей литературой.

Когда Чеслава Милоша спросили, кого из молодых польских писателей он мог бы выделить, он сказал, что самая талантливая, способная и интересная - Мануэла Гретковска. И это при том, что литературное пространство современной Польши - настоящее звездное скопление… Хотя в 1997-м Гретковска переехала в Швецию, поляки по-прежнему считают ее своей и с нетерпением ждут новых текстов. Только за три года и одним издательством было продано свыше пятидесяти тысяч экземпляров книг Гретковской.
Эти тексты почти ни на что не похожи. Внешне они являют собой торжество искусственности. Виановские конструкции, пропущенные через мировую философию, религиозный гнозис, порнофильмы и женское сердце. Банальное, повседневное соседствует здесь с аномальным и провокативным, после детских воспоминаний о причастии следует некрофильско-порнографическая реплика, а символом декаданса являются физические аномалии. Как почти любую интеллектуальную конструкцию, где центр тяжести настолько смещен в сторону смыслового, что художественные достоинства начинают казаться уже чем-то второстепенным, этот текст практически нельзя визуализировать. Как нельзя представить себе игру в бисер. Да и само метафизическое кабаре из одноименного романа Гретковской обязательно напомнит вам магический театр Гессе. Но по стилю это совершенно разные тексты. Целостность текста Гретковской - это только интеллектуальная энергия автора (два высших образования: философское в Кракове и специализация в области антропологии в Париже, знает несколько языков, в том числе и русский, главная сфера интересов - христианско-иудейские параллели, постоянно цитирует библейские и каббалистические тексты, считает, например, что троица христианства - это редукция Древа сефирот Каббалы). Нет никакого иного романного целого, тематического, идейного или смыслового. Бесполезно пересказывать сюжет, потому что повествование развивается здесь случайно, стимулируется ассоциациями, воспоминаниями и иными чисто смысловыми возможностями. В результате получается антология многих повествований: за портретом следует анекдот, эскиз, комментарий, отчет или интерпретация чужого текста. Эта форма явно пришла к нам из средневековых сборников, когда за эпическим текстом следовал комический, за сатирой - элегия. Сопряжение разножанрового, высокого и низкого у Гретковской - это соседство религии (философии) и аномальных (порно) метафор. Часто такой контраст подобен удару током. Но в любом случае это электризует пространство. А изобилие аномальных телесных проявлений в чужой, интеллектуальной среде лишает текст банального эротического настроения. Неслучайно в двух первых рассказах книги, начинающихся как "жизненные" истории девушки, больной анорексией, и юноши, влюбленного в женщину много старше себя, которая видит в нем только красивую игрушку, герои одинаково переходят из сферы телесности во "внечеловеческое", сугубо смысловое пространство: девушка истончается до чистой ментальности, юноша остается в мире сновидений навсегда. Такова утопия интеллектуала.
Если телесное выпаривается до костей смысла, то всяческая культурная статика запускается как раз при помощи телесных образов: "Гераклит утверждал, что в одну реку нельзя войти дважды. Это негигиенично". "Ева сама наказала себя трудными родами, так как головы новых людей после грехопадения стали больше, распухли от ума". Даже говоря о банальном, Гретковска одаряет читателя запоминающимися метафорами: "Если скоро свечки не будут помещаться на торте, я предпочту им одну - поминальную".
Так как текст предельно разряжен, то и целостность можно обрести уже на уровне одного предложения. Здесь каждая фраза - вектор.
Структура цепи в "Метафизическом кабаре" (когда определенное слово главки помечается звездочкой, которая означает, что это слово станет предметом следующей главки), символизируя порядок, разрушает его своей тематической спонтанностью, гарантируя равноправность всех тем и точек зрения.
Никогда не знаешь, нравится ли тебе (эмоционально) подобный текст, сочетания несочетаемого в нем, безумные физические аномалии, достойные творчества душевнобольного… Но одно знаешь точно - здесь действительно "возможно все", и не с помощью автоматического письма: будучи "труднопроходимым" в своих теологических и философских экскурсах, этот текст вместе с тем - абсолютно свободен.

Рассказы
Сандра К.
Latin Lover
Страстник
Стена
Икона
Метафизическое кабаре. Роман

Гретковска М.
Мануэла Гретковска родилась в городе Лодзь, Польша — польская писательница, эссеистка, киносценарист, фельетонистка. Феминистка. Общественный деятель. Основательница польской Партии женщин. Одна из самых известных интеллектуалок современной Польши. Окончила философский факультет Ягеллонского университета в Кракове . Там же сотрудничала с литературным журналом «brulion». В 1988 году на несколько лет выехала во Францию. В Париже, изучала курс антропологии в Высшей школе социальных наук. Много путешествовала (Индия, Сейшельские острова, Китай, Австралия). С 1987 г. жила в Швеции. В начале 1990-х вернулась на родину. Работала заместителем главного редактора журнала «Elle», затем руководила литературным отделом этого журнала. Автор ряда фельетонов для журналов «Elle», «Cosmopolitan», «Wprost», «Politykа» и др.