Новейший Роман автора знаменитого "Каталога Латура", "Застенчивого порнографа" и "Адской притчи". Герой романа, 22-летний Кристофер, пытается разгадать тайну внезапного исчезновения своего отца. Применяя самые разные сюжетные ходы (странствие по Латинской Америке, Похищение и заточение в норвежской глубинке, зигзаги информационного Терроризма), Фробениус рисует убедительную картину преломления современного мира - зыбкого, жестокого, многоликого - в отдельной человеческой душе.

Если русская словесность, по замечанию классика, вышла из гоголевской "Шинели", то норвежская - вероятно, из ибсеновского "Пера Гюнта". Написанный в прошлом году роман Николая Фробениуса "Другие места" вновь возвращает читателя к раздумьям отчаявшегося эгоиста, попавшего в логово современных норвежских троллей и отправившегося затем странствовать по свету. Новое творение сумрачного норвежца ничуть не походит на предыдущие. Здесь мы имеем не стилизацию и не подделку под "Парфюмера", как это было в "Адской притче" и в "Каталоге Латура", перед нами - оригинальный и совершенно скандинавский (Бергман, фьорды, одиночество, пустота, аутизм) роман. Нарочито простые предложения в сочетании со столь же нарочито необычными образами создают напряженный ритм и впечатляющий эффект присутствия: норвежская глухомань предстает не менее реальной, нежели российская скособоченная деревушка.
Таинственное исчезновение отца заставляет главного героя интуитивно повторить его путь. Кристофер покидает Норвегию, чтобы возвратиться вновь и продолжить безрезультатную погоню за призраком отца. Такова внешняя оболочка романа, за которой кроется хаос обезличенной информации, стремящейся стать объективной. "Тирания правды" современного общества и попытка взорвать ее подложными интервью с несуществующими государственными деятелями, сенсационными заявлениями несуществующих террористов. Личность в этом мире оказывается такой же зыбкой и неопределенной, как и документальная съемка, способная превратить пейзаж в рекламную картинку, в результате чего рекламная картинка будет восприниматься как первичная. И, подобно романам Роб-Грийе мир у Фробениуса начинает пестреть симулякрами. Но если создатель "нового романа" полностью исключил из своего повествования личность, то Фробениус, напротив, сталкивает ее - пусть и в состоянии пароксизма - с миром клонированной реальности.