К сожалению, не разделю предыдущее мнение и назову роман удовлетворительным; только благодаря гениальному языку и настроению начальных глав. Грак кидается то в одну сторону, то в другую: то он возомнит себя Музилем, выстраивая безукоризненный ассоциативный ряд и, разламывая предложение как печенье, то он безнадежный романтик, натягивающий невозможный при его прозе хэппи-энд, и в итоге он оказывается Ницше, притом в его не лучшем, бульварном варианте, взращивая идею избранности и отречения на пустом, куцом материале, лишенном мотиваций и психологизма.
Самое слабое место романа - это его характеры, и следовательно, диалоги, непроработанные и ложные, словно для отписки. В особенности это касается женских персонажей.
Но когда речь заходит о живописании природы, тут Граку нет равных: "Сосна - дерево, в коем мне всегда виделось нечто трагическое. Крутой, неистовый изгиб ветвей, плотная зелень, где вместо листьев - пучки длинных и острых, как маленькие сабли, иголок, которые с таким изумительным сходством изображены на китайских эстампах; никаких признаков изнеженности, присущей растениям, - нет, сосне по нраву иссохшая, каменистая, твердая, как кремень, почва и жизнь, полная страстей; она кажется опаленной невидимым огнем, она словно символ безграничной любви - суровой, необузданной, беспощадной: "И вот, как ложем игл, истерзан дух любовью". (стр.52-53) Не подобные ли строки являются сердцевиной произведения?
Персонажи Грака всегда стремятся к одиночеству; если это пейзаж, то обязательно пустынный, серый, пасмурный, отдаленный и отделенный. Герои словно избегают реальности в собственных мыслях, желая установить контакт с природой не по чистоте душевной, но как терпящие духовное фиаско при многочисленных попытках участия в хороводе мирской жизни.
В тело романа постоянно вклиниваются характерные сверхсубъективные ощущения: персонажи "Сумрачного красавца" словно проецируют внутреннюю реальность на внешнюю. Иногда повествование вдруг делает вынужденную остановку, как бы доказывая самому себе: стоп, я могу быть умнее и искушенней, могу сложиться в ребус - неважно, что он значит, но он задает дистанцию, отрезвляет и переключает внимание с неоформленности идеи. Это напоминает образцы общих мест "Человека без свойств": "он, должно быть, без конца думает одну и ту же мысль, в которой моменты этой усыпляющей игры становятся не пробелами, а знаками препинания". Но Музиль ведет эту линию до конца, не снижая едкого пафоса, в то время как Грак капитулирует, приостанавливая кипучее развитие, чтобы выпорхнуть из области чистого субъективизма.

Книга великолепная. Из тех, от которых трудно оторваться. Есть над чем подумать и о чем помечтать. Потрясающе красивые описания. Но самое замечательное - язык! Читаешь взахлеб и гордишься разнообразием и красотой русского языка. Браво переводчику! Советую эту книгу и романтикам, и философам, и просто всем тем, у кого есть желание ненадолго погрузиться в мир хорошей французской литературы.