Станислав Игнаций Виткевич (1885-1939) - выдающийся польский писатель и художник авангарда. В своих произведениях показал деформацию и алогизм современной цивилизации, выразил предчувствие ее краха. В книгу вошли эссе "Наркотики" (1930) и...

Уже после первых десяти страниц чтения "Единственного выхода" Виткевича вам понадобиться тазик с холодной водой - опустить туда свою утомленную голову. А что Вы хотели? Ведь это Виткаций - ум и безумие Польши, последний теоретик метафизической тревоги, Чистой Формы в искусстве, визионер и психонавт, одним из первых прозревших гибель духовности, индивидуальности, их вытеснение обыденным сознанием и прагматизмом. Поэтому "Единственный выход" - это утопия метафизики, утопия чистого философского дискурса, захлебывающегося в словах, изымающих из протяженности во имя длительности, вневременности, пойманного инсайта. Безумие не в этих словах - оно между ними…
Виткаций сейчас - это десятки монографий, безусловный пиетет и музей в Закопане. А Виткацию 30-х в своем художественно-публицистическом трактате "Наркотики" приходилось отрицать приписываемые ему извращения: мол, котята его кошки Шизи (Шизофрении) вовсе на него не похожи, и во фраке он гору Гевонт не взбирался, поскольку отродясь не носил фрака…
Даже те, кто знаком с абсурдно-гротескными пьесами Виткевича будут поражены его последним романом. Куда там тому же Уайтхеду или Хайдеггеру! Их тексты покажутся после "Единственного выхода" популизмом, заигрыванием с читателем. Виткевич же делать этого категорически не хочет. Пообещал роман, познакомил с его героями, а они оказываются чистыми субстанциями мысли и говорения. Судите сами, вот, например, цитата наугад: "Итак, логическая неопровержимость солипсизма оказывается результатом единственности самости самой для себя, вечность бытия возникает в силу невозможности вообразить начало и конец (нечто, видящее свое собственное начало и конец, является просто логическим противоречием), а вневременность по причине невозможности видеть все то, что мы считаем так называемым "духом", является гиперструктурой, сводимой к качествам, ничем не отличающимся от прочих следствий, - надстройкой над изначальным сознанием тела, не представимой без него и т. д., и т. п.". И т. д., и т. п. Лишь идеи - герои этого текста. Идеи, понятные в момент прочтения, но тут же смываемые новой волной этого потока мыслей, нереального, кажущегося связанным, но на самом деле - дискретного и деструктивного по отношению к разуму читателя. Тот, бедный, все ждет, когда можно будет слегка передохнуть, последить за событиями… Виткевич это знает: "Погоди, котик, может ты еще немножко оглупеешь, может, когда-нибудь тебе поможет то, что сейчас ты преодолеешь себя, глупышка, не отворачивайся заранее - еще будет и то, что тебе так, стерва сраная, нравится". И не обманывает: ровно в последнем абзаце происходит единственное на 200 с лишнем (а читаются они как все 1000, такова плотность этих абстракций) страниц событие… Художник убивает философа. Хотя себя Виткевич считал скорее философом, что и подтвердил "Единственным выходом". Видите: на одном из метафизических фотоавтопортретов Виткевича он един в пяти лицах. Так и в "Единственном выходе" он расщепил себя на философа-шизоида Изидора и накокаиненного художника-пикника Марцелия, который одновременно хочет быть шизоидом: не только ловить за хвост собственные видения, но и тыкать Бытие в его метафизический пупок… Оба героя лишь "мешки" для главных идей автора, в том числе для концепта о грядущей смерти религии, философии, искусства… Но и в "высшем", сверхразумном, организованном и механизированном обществе единственный выход будет в том, чтобы испытывать метафизические чувства… В непосредственном ощущении тайны Бытия, еще не выхолощенной в понятиях.
18 сентября 1939 года Виткевич перерезал себе вены в лесу около села Озеры на Полесье. Самоубийство всегда было одной из важнейших тем его жизни и творчества. "Он жил в будущем… Наше время признало его своим", - на такой оптимистической ноте заканчивает свое великолепное, исчерпывающее и страстное предисловие к книге Виткевича Андрей Базилевский (обязательно прочтите, ведь газетная рецензия на книгу Виткевича невозможна - не позволяет объем, можно только попытаться дать представление). Как не жаль, но вряд ли Базилевский прав. Время идеалиста Виткация еще не пришло…